Измена. Сохрани меня [СИ] - Яна Таран

руке. Дочь минут на пятнадцать занята, а значит, все должно пройти гладко.

— Ты за старшего, — улыбаюсь Артемке.

Сын серьезно кивает и, отворачиваясь, продолжает что-то рассматривать на стене. Там картины, он любит их. Впрочем, Артем от меня не отходит практически, это дочери постоянно куда-то нужно бежать.

Мне пришлось сегодня взять с собой детей. Няня внезапно отпросилась, а встречу с клиентом перенести никак.

В проектной фирме, в которой я тружусь, мне пока что мало что доверяют. И сегодня задание не сложное, но важное лично для меня, я должна себя зарекомендовать, а не постоянно отпрашиваться, пропуская встречи.

Я не так быстро схватываю материал, как когда-то, но разобравшись, начинаю вникать в то, что когда-то изучала в институте. В бытовых заботах я совершенно выбросила из головы все эти чертежи, графики, цифры, и сейчас восстанавливаю навыки. Менеджер меня хвалит, и я собой тоже горжусь.

Но если в рабочей сфере делаю успехи, пусть еще совсем небольшие, то на личном все далеко не радужно. Мой план по отшиванию Вадима сработал немного не так, как я планировала…

Соколовский все равно активизировался: цветы от него курьер приносит ежедневно. А небольшие записки, вложенные между благоухающими пионами, порой вызывают такую улыбку, которую я потом весь день не могу с лица стереть.

И если ухаживания Вадима я не принимаю, ограничиваясь волнением в груди, когда за курьером закрывается дверь, то Руслану даю шанс. У меня действительно появляются к нему теплые чувства, мы много говорим, и что меня цепляет — Бондарев интересуется мной.

Мной.

Я ему по-настоящему интересна. И пусть наши свидания безобидные, даже до поцелуев не дошло, но постепенно я присматриваюсь к этому мужчине.

В одном из разговоров, Рус уверяет, что ничего не знал о намерениях Златы, у них даже ссора произошла на этой почве. А ещё выясняется, что Федю согласились принять в одной из заграничных клиник, и операцию нужно делать срочно. Мальчику нельзя волноваться, новые анализы, к сожалению, выявили то, чего так опасались — времени мало.

А так как с клиникой, куда уже обращались, вышла «накладка», то срочно пришлось искать другую. Именно поэтому Вадим зачастил к ребенку, Федя переживал стресс из-за долгого отсутствия матери, и общение с отцом ему сейчас очень нужно.

Руслан как будто оправдывает Соколовского в моих глазах. Сама тема меня, конечно, раздирает на части: я еще не смирилась, что у Вадима есть еще один сын, но то, что Бондарев заботиться о моих чувствах, объясняя, что Вадим с вышедшей из больницы Златой видится исключительно из-за Феди, а не потому что они вместе, меня даже в какой-то степени трогает.

Вряд ли бы сам Вадим вот так вот благородно «защищал» своего соперника.

Это качество в Руслане не может не подкупать. Он уверен в себе и не боится соперничества.

И как бы я себя не уверяла, Бондарев — это тот человек, на которого можно положиться, а все равно пульс учащается при встрече с тем, кто, забирая детей, просто взглядом окидывает и напоминает, что мне чертовски идет новая прическа.

Благородства Руслана оказывается мало, чтобы перебить чувства к Вадиму.

Я все чаще ловлю молчаливый взгляд Бондарева. Иногда все же екает сердце, особенно, когда в тишине салона автомобиля, когда Руслан меня домой подвозит, воцаряется тишина. Я цепляюсь за эти крохотные моменты, сосредотачиваясь на том, что чувствую.

Знаю, он хочет меня поцеловать. До касания пара мгновений, но я каждый раз просто целую его в щеку, отмечая, что все же испытываю волнение.

Легкое, еле уловимое.

Нет, не крышесносные, не вырывающее из реальности. Это чувство другое, более спокойное, только зарождающееся. И я ловлю призрачную надежду, что у меня есть шанс «излечиться» от своей зависимости к бывшему мужу.

А потом Вадим заезжает за детьми, и я снова откатываюсь «назад».

Меня тянет к Вадиму без всяких объяснений и оценки его качеств.

Это сводит с ума. На части рвет.

Выбор на самом деле прост. Предатель, которому я никогда больше не смогу доверять на одной чаше весов, и человек, который с трепетом относится к каждому моему слову. И с которым у нас нет ложного прошлого. Мне нужно лишь шагнуть ему навстречу, чтобы окончательно для себя обрубить возможность метаться.

Но я медлю.

Суд о разводе назначен на ближайшие дни. Совсем скоро я и официально стану свободной. Бери и строй новые отношения, Лиза. Что тебе не так?

Почему каждый вечер берешь в руки кольцо, которое Вадим дарил? Почему вдыхаешь аромат цветов, которые Соколовский присылает? Почему, Лиза, ты не можешь выбросить из головы человека, который столько боли принес?

Может, ты просто не можешь смириться с тем, что Вадим общается со Златой? Не поэтому ли ты хоть и избегаешь тем о бывшей подруге, а все равно жадно каждое слово Руса впитываешь, в надежде на любую информация об отношениях Вадима и Исаковой?

Это какой-то мазохизм.

И претензий предъявить не могу. Во-первых, Федя действительно не виноват в том, что произошло. А во-вторых, Вадим исправно берет детей. С ролью отца он справляется. А мне он больше ничего не должен. Я сама его оттолкнула.

— Мы возьмем документы на изучение, — произносит Ольга, женщина-посредник, через которую заказали проект. Ее высокомерная гримаса едва напоминает улыбку, но я все равно растягиваю губы в ответ. Со стороны входа в помещение слышится скрип двери и шаги. Я хмурюсь.

— Мы еще кого-то ждем?

Дарановская неопределенно пожимает плечами. На интуитивном уровне чувствую, что что-то не так. Я ищу глазами детей, которые крутились здесь только что и с ужасом обнаруживаю, что Ариша направляется в прилегающую к холлу комнату. Туда ей нельзя, там строительные инструменты.

Конечно же, я успеваю вовремя, как и сотни раз на детских площадках. Но сама цепляю какое-то ведро ногой, оно переворачивается, и в попытке удержать равновесие, цепляю еще и деревянные рейки. Они звучно падают, а я быстро делаю шаг назад, прижимая к себе Аришу.

Здесь темно, звук ее пугает, и она начинает реветь. Увидев, как я выхожу с плачущей Аришей на руках, Артем тоже начинает хныкать.

— Все хорошо, милый, все хорошо, — успокаиваю его. — Ариша просто испугалась и…

— Просто ли? — слышу строгий голос и поднимаю глаза.

По позвоночнику несется холод, руки немеют.

В комнате еще двое. Незнакомый мужчина и женщина. Которую я узнаю сходу. Это сотрудник из комиссии по делам несовершеннолетних, мы виделись в доме Соколовских. Она снисходительно осматривает меня с головы до ног:

— Что дети делают на стройке?